Верю, что Господь, призвавший их в первый день через мученическую кончину, сделает их участниками вечной Пасхи в невечернем дни Царствия Своего.

Когда ко мне обратились с просьбой написать о братии, убиенной в сатанистом на Пасху 18 апреля 1993 года, сначала я растерялась. До 18 апреля - дня памяти - оставалась неделя. И хоть тружусь я на послушании в Оптиной Пустыни пять лет и знаю многих насельников монастыря, но успеть за неделю расспросить оптинских отцов первого призыва - обремененных многочисленными заботами духовников обители - представлялось нереальным.

Прошло два, три дня, а я так и не смогла побеседовать ни с кем из отцов, знавших иноков, убитых на Пасху. Кто-то пообещал рассказать, но позднее, после поста, так как очень занят. Кто-то отказался, ссылаясь на то, что уже рассказал всё, что знал, и рассказ этот вошел в широко известную книгу «Пасха красная» Нины Павловой…

Каждый день перед началом послушания стараюсь приложиться к мощам старцев Оптинских и поклониться убиенной братии - иеромонаху Василию, инокам Трофиму и Ферапонту. И вот сегодня, войдя в часовню Воскресения Христова - место упокоения убиенных, попросила:

«Отцы дорогие! Простите, что дерзаю просить вас о помощи! Ясно чувствую недостоинство свое, но так хочется напомнить о вас людям, почтить вашу память и еще раз поклониться вам… Если можно, помогите, пожалуйста!»

Оптинцы опытным путем знают, как скоропослушливы отец Василий, отец Трофим и отец Ферапонт, как хотят они, чтобы никто не ушел из обители неутешенным. И дальнейшие события могут стать еще одной страницей летописи о молитвенной помощи убиенной братии всем, кто обращается к ним.

В этот же день я записала воспоминания о братии сразу трех человек.

Иеромонах Роман, в то время просто оптинский паломник, был студентом Ростовского вуза. Когда он стал задумываться об иноческом пути, в храме ему посоветовали найти в Оптиной отца Ферапонта, который до монастыря также ходил в Ростове в кафедральный собор. Отец Роман вспоминает:

Я беседовал с иноком Ферапонтом дважды. Было видно, что он очень собранный. Углубленный в себя. Он деятельно занимался Иисусовой молитвой. А это сразу видно. Как видно? По сосредоточенности… Когда человек напряженно удерживает молитву, когда он старается быть в предстоянии перед Богом, это ощущается… Отсекаешь помыслы и хранишь молчание… Внутреннее и внешнее.

Знаю людей, которые держали Иисусову молитву; в Оптиной были и сейчас, конечно, есть многие братия, которые стараются держать эту молитву, но ни у кого из них тогда не чувствовалось такой внутренней сосредоточенности, как у отца Ферапонта.

Я стремился к внутреннему деланию, искал таких людей, и он был такой. Насколько он продвинулся в молитве - одному Богу известно. Но то, что он находился в этом делании, не подлежит сомнению.

Великим постом я приехал в Оптину и, побеседовав с отцом Ферапонтом, спросил у него совета про себя самого. Но он не стал от себя ничего говорить, а отправил меня к старцу, отцу Илию. И старец благословил меня остаться в Оптиной на год, сказал поступать в семинарию.

Я размышлял. А после убийства почувствовал такой духовный подъем! Знаешь, когда за Православие страдают, это очень вдохновляет! Понимаешь: они своей жизнью заплатили, а ты вообще ничего не сделал…

Вот - рассказал. Поделился. А сейчас, извини, нужно идти служить панихиду.

А спустя несколько минут воспоминаниями поделился иеросхимонах отец Серафим, в 1993 году - иеромонах Михаил:

Отец Василий, отец Трофим, отец Ферапонт - это люди, которые подвизались, искали Бога и созрели для вечной жизни. Отец Василий был ярким человеком, ему Господь даровал мощный дар проповеди, дар слова. А стихи духовные какие он писал! Молитвенник. На нем была такая благодать… Он шел впереди всех!

Отец Ферапонт молился. Он и молчал, потому что молился. Когда молишься - не до суетных разговоров… У него в дневнике последняя запись - слова Исаака Сирина: «Молчание есть таинство будущего века». Царской силы был человек и физически, и духовно. Он каждую ночь вставал и творил пятисотницу. Ночью - отрывая время у сна. Пятисотницу ночью мало кто делает… На пол - телогрейку, чтобы звук заглушить от земных поклонов…

Отец Трофим всегда всем помогал. Богатырь. На траулере работал… несколько коробок тяжеленных в одной руке нес. Он постоянно находился в доброделании. Божий человек.

Все трое убиты подло - в спину.

Многие чувствовали, что произойдет что-то страшное. Я после Пасхальной заутрени во Введенском храме шел в скит, чтобы готовиться к средней литургии. Шел, как обычно, дорожкой к скиту в предрассветной темноте, и вдруг почувствовал ужас. Он охватил меня так сильно! Никогда в жизни я не чувствовал такого ужаса! Отец Мелхиседек делился потом, что испытывал страшное уныние.

А еще раньше, у храма, на меня вдруг вышли трое, в кожаных куртках. Они шли прямо на меня, и у них были такие взгляды, полные злобы, что я сразу подумал: «Убийцы!» Хотя еще ничего не знал о предстоящем убийстве. А там снимали фильм об Оптиной. И как раз - мощный луч света. И эти трое стушевались, развернулись, ушли в темноту. Я сейчас думаю, что тоже мог погибнуть. Но я был не готов тогда, и Господь не попустил.

А они были готовы. На них печать Божия была - Господь взял лучших из нас. Их привезли потом на машине, а они лежали - как живые - мягкие, на лицах - мир и покой. Иногда говорят: «Убили первых попавшихся…» Нет. Они были избранники Божии. Умереть за Христа - это честь, которую еще нужно заслужить.

Всё, сейчас будет Чин о Панагии. Помоги Господи!

После послушания в этот день мне нужно было на почту. Приезжаю, а в почтовом отделении - огромная очередь. Душно, жарко. А тут еще передо мной стоит пожилая женщина очень словоохотливая… Я, уставшая, отвечаю неохотно, а потом вслушиваюсь в ее слова и понимаю, что эта встреча - неслучайна. И рассказывает она мне - о чудесной помощи убиенной братии! Вот что поведала мне Галина Дмитриевна, жительница Козельска:

Тяжело стоять, жарко… Ну, ничего… А ты, милая дочь, в Оптиной, небось, трудишься? Как узнала? Ну, вас, оптинских, видно: молодые сейчас нечасто юбки длинные и платки носят… Я раньше в монастыре часто бывала… Да… Сейчас вот редко езжу, а раньше часто… Почему редко? Думаешь: сколько мне лет? Не-ет. Не семьдесят. Мне восемьдесят лет! Так что уже тяжело… В ближний храм хожу. С мужем. У меня три года назад муж появился! Может, тебе это и забавно покажется: в такие годы замуж выходить… Но ты сначала послушай…

В жизни у меня много скорбей было. Росла с мачехой. Она меня не любила. Обижала очень. Потом замуж вышла, а муж пить начал. Тоже сильно обижал. А потом дети выросли, разъехались далеко, муж умер. И осталась я совсем одна. И была у меня такая скорбь - одиночество…

Вот как-то, три года назад, приехала в Оптину, смотрю: а там люди окружили . Знаешь старца Илия? Я тихонько подошла. А он вдруг ко мне поворачивается: «Как поживаете, матушка?» А я смутилась и отвечаю: «Да вот старая уже, а пожить еще хочется…» А он улыбается и спрашивает: «Двадцать лет хватит?» А мне как раз семьдесят семь исполнилось. Я и выдала: «Тогда уж, батюшка, двадцать три - чтобы как раз до ста лет дожить!» Он улыбнулся. Я унывала, а от его улыбки - сразу легче на душе стало.

Пошла в часовню к убиенной братии. Смотрю: там девушка записку за крест прячет. Я у нее спрашиваю: «Что это вы делаете?» Она засмущалась, но всё же отвечает: «Вот, прошу у отцов помощи… Они помогают… Господь их слышит…» И вышла из часовни.

Подумала я, подумала, и тоже решила написать записку. Вслух поделилась: «Отцы наши дорогие, любимые! Вот, пока нет никого в часовне, я вам расскажу… Так мне тяжело одной, так одиноко! Помогите, пожалуйста! Знаете, жизнь несладкая была. И пролетела так быстро! Может, еще поживу, даже и лет двадцать… Только тяжело мне очень одной… А еще домик я хотела продать. Никак не продается… Давно уж… Помогите, если можно…»

Это я сказала, а в записке только и написала: «Очень одиноко мне. Раба Божия Галина».

И что ты думаешь, милая дочь?! Не прошло и недели, как продала я очень удачно домик! И на этой же неделе познакомилась я со своим дедушкой! Где? А в храме! Дедушка у меня, знаешь, какой хороший! Георгий! В честь Георгия-Победоносца! Очень верующий и добрый человек. Ветеран войны…

И так мы с ним хорошо зажили, что теперь и умирать не хочется… Вот, три года живем… Мне - 80, ему - 86. Может, кто-то и думает, что в таком возрасте спутник жизни не нужен… Только нам так хорошо вместе! После моего одиночества мне это так утешительно! Утром он встанет и (я-то забываю часто, а он - никогда) всегда сам святой воды попьет и частицу просфоры скушает и мне принесет. На службу в храм всегда вместе ходим. Еще гуляем вместе, природой любуемся… Иногда ночью он встанет, я тоже проснусь, смотрю: а мой дедушка уже - у икон, стоит, тихонько молится… И так мы и живем мирно, дружно - отец Василий, отец Трофим и отец Ферапонт обо мне позаботились!

Очередь моя подходит… Видишь, сколько я тебе рассказала…

Вот такие три рассказа. И закончить мне хотелось бы стихами отца Василия на смерть иеромонаха Рафаила. Звучат стихи так, как будто написаны о нем самом и об иноках Трофиме и Ферапонте:

Нашел бы я тяжелые слова
О жизни, о холодности могилы,
И речь моя была бы так горька,
Что не сказал бы я и половины.

Но хочется поплакать в тишине
И выйти в мир со светлыми глазами.
Кто молнией промчался по земле,
Тот светом облечен под небесами.

Отец Василий, отец Трофим, отец Ферапонт, молите Бога о нас, грешных!

Вид на Оптину пустынь через долину реки Жиздры. Фото Александра Егорцева

Чтобы не застрять в пробках, из Москвы выезжаем в пятницу утром. По Киевскому шоссе до Оптиной примерно 270 километров. В прошлые годы путь на Козельск проходил через Калугу, но теперь можно слегка сократить время, объехав областной центр по двум платным участкам (общая стоимость в дневное время составит 90 рублей).

Оставив Калугу слева и миновав Оку, через несколько километров сворачиваем на Перемышль, а за ним направо уже по старой козельской дороге. Путь от Москвы до знаменитого монастыря займет 3,5 - 4 часа.

Каждый день в Оптину пустынь приезжают сотни туристов и паломников

Свято-Введенский храм Оптиной пустыни

Свято-Введенская Оптина пустынь, по одной из полулегендарных версий, основана в конце XIV века раскаявшимся разбойником по имени Опта. Хотя первые письменные упоминания обители относятся уже к эпохе Бориса Годунова и Смутного времени. Но особенную известность монастырь получит в XIX веке - в период развития феномена оптинского старчества.

Самым известным (и первым прославленным в лике святых) старцев Оптиной является иеросхимонах Амвросий (1812 - 1891). В конце XIX века побеседовать с ним стремились многие великие люди России: философы, писатели, ученые, поэты...

Преподобный Амвросий Оптинский

Похоронив сына, в Оптину приезжал и Федор Михайлович Достоевский. Писатель на несколько дней задержался в обители, ходил на службы, наблюдал за бытом монахов, а особенно за разнообразными визитёрами (как из крестьян, так и благородного сословия), которые часами трепетно выжидали у входа в Предтеченский скит встречи со старцем Амвросием. Неудивительно, что впоследствии именно Амвросий Оптинский стал прототипом старца Зосимы в романе Достоевского "Братья Карамазовы".

Не золотые купола и древние святые артефакты, а именно старчество стало "визитной карточкой" Оптиной пустыни, тем магнитом, который притягивал сюда людей всех сословий дореволюционной России. Киреевские, Аксаковы, Хомяков, Тютчев, Тургенев, Гоголь, Жуковский, Вяземский, Погодин, Шевырев, Лев Толстой и Алексей Толстой, Петр Ильич Чайковский, основатель и первый директор Московской консерватории Н.Г. Рубинштейн, философы Владимир Соловьев, Константин Леонтьев, Василий Розанов, священник Павел Флоренский, ученые Чижевский и Циолковский...

Дом, в котором жил Константин Леонтьев

Мемориальная доска в честь русского философа

Есть даже сведения о том, что в 1925 году рядом с Оптиной (уже на тот момент закрытой) состоялась встреча старца Нектария с будущим маршалом Победы Георгием Жуковым (который и сам был родом из Калужской губернии).

В 1918 году декретом Совнаркома монастырь ликвидировали, хотя еще до 23-го года он продолжал существовать в качестве "сельскохозяйственной артели". В 1931 году на территории Оптиной откроют дом отдыха имени Горького, который в 1939-м трансформируют в концлагерь.

Несколько монахов и священнослужителей будут убиты, примут мученическую кончину за Христа. Иеромонах Никон (Беляев) скончается в изгнании как исповедник. Последнего настоятеля Оптиной пустыни архимандрита Исаакия (Бобракова) расстреляют 8 января 1938 года и закопают в братской могиле в лесу у Симферопольского шоссе.

Архимандрит Исаакий (Бобраков) расстрелян в 1938 году

Монастырь возвратят Русской Православной Церкви в ноябре 1987 года, через год в Оптиной будут возобновлены богослужения. Начнется длительный и трудный период восстановления и реставрационных работ. Но, как мы помним, не крепостные стены и храмовый комплекс принесли известность этому монастырю, а глубокий опыт православного старчества.

Восстановление в Оптиной пустыни традиции духовного монашеского окормления, прерванной на несколько десятилетий, связано с именем схиархимандрита Илия (Ноздрина), нынешнего духовника Патриарха Кирилла.

Прежде чем оказаться в Оптиной, отец Илий в течение десяти лет проходил служение в Псково-Печерском монастыре, одном из немногих, что еще действовали в Советском Союзе.

Схиархимандрит Илий служит Литургию Преждеосвященных Даров. Фото с сайта Rublev.com

«Монастырь никогда не закрывался, - вспоминал потом отец Илий. - И в тот период туда хлынул поток людей… Была Почаевская лавра, Киево-Печерская уже закрывалась. Люди чувствовали голод духовный, приезжали с жаждой, чтобы хотя бы увидеть и услышать живого монаха».

После Псково-Печерского монастыря отца Илия отправят на послушание в Грецию, на Святую Гору Афон. Там он проведет еще 10 лет. Афонское монашество до наших дней сохранило немало духовных традиций, но главные из них - любовь к ближним и постоянная молитва. На Афоне отцу Илию было доверено духовничество в стенах русского Свято-Пантелеимонова монастыря.

Вернувшись в Советский Союз, отец Илий направляется в Калужскую область. В возрождаемом монастыре Оптина пустынь с 1989 года ему предстояло воплотить главные традиции православного иночества. Он становится братским духовником обители. В то время эта "обитель" была совсем крохотной: наместник, двое иеромонахов, двое иеродиаконов и четыре послушника. И повсюду депрессивная разруха...

Состояние Оптиной пустыни конца 90-х описано в книге Н.Павловой "Красная Пасха": «Разруха была столь удручающей, что местные жители признавались потом, что в возрождение Оптиной никто из них не верил. И если до революции в монастыре действовало девять храмов, то теперь картина была такая: от храма в честь иконы Казанской Божией Матери остались только полуобвалившиеся стены - ни окон, ни дверей, а вместо купола - небо. Когда храм был поцелее, в нем держали сельхозтехнику. Въезжали прямо через алтарь».

Развалины, свалки и груды битого кирпича - монастырь выглядел, словно после бомбежки. Один из паломников, выпускник факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова, мастер спорта и поэт Игорь Росляков летом 1988 года отметит в своем дневнике: «Крапива выше меня ростом растет у стен монастыря...».

Впоследствии этот паломник вернется в Оптину и начнет проходить монастырские послушания. Его поселят в том самом домике, где когда-то жил старец Амвросий Оптинский. Игорь Росляков будет разгружать кирпичи, убирать мусор, трудиться в иконной лавке, читать в храме Псалтирь, дежурить на вахте у монастырских ворот. С принятием монашества он получит и новое имя - Василий. Свою жизнь отец Василий закончит в сане иеромонаха.

В ночь на Пасху 18 апреля 1993 года иеромонах Василий (Росляков), пронзенный мечом сатаниста, примет мученическую кончину...

Иеромонах Василий (Росляков). Фото с сайта Московской Сретенской духовной семинарии

В ту пасхальную ночь в Оптиной, как и положено, совершался крестный ход. Отец Василий нес икону Воскресения Христова. Ранним утром, когда первые лучи восходящего солнца только заиграли на куполах Введенского храма, в Предтеченском скиту готовились к ранней литургии.

Прочитав в келье молитвы, иеромонах Василий отправился в скит для совершения исповеди. Над монастырем разносился пасхальный колокольный звон: это иноки Трофим и Ферапонт звонили на маленькой наземной колоколенке возле Введенского храма. Внезапно бой колоколов как-то странно оборвался...

Раннее утро в Оптиной. Старая колокольня

Отец Василий решил проверить, что же могло произойти. Навстречу бежал человек в солдатской шинели. Незнакомец остановился, внезапно достал острый меч длиной 60 см и вонзил его в спину священнику. Иеромонах Василий (Росляков) упал на землю, но еще какое-то время оставался жив, пытаясь шептать последние молитвы...

Предтеченский скит

В Предтеченском скиту его уже заждались и недоумевали: обычно отец Василий никогда не опаздывал. «Помяните тяжко болящего иеромонаха Василия и убиенных иноков Ферапонта и Трофима», – послышались в алтаре чьи-то взволнованные слова.
– Какого монастыря? – спросил иеромонах, стоявший у жертвенника.
– Нашего.
– Как нашего?
– Это наши братья, только что убитые сатанистами!

В те апрельские дни для репортажа о праздновании Воскресения Христова в Оптину приехала съемочная группа программы "Русский мир" Алексея Денисова и Бориса Костенко (пожалуй, единственной тогда православно-патриотической передачи на всем центральном телевидении России).

В пасхальную ночь с 17 на 18 апреля телеоператор снимал крестный ход, строй монахов с иконами (среди них на пленке промелькнет и отец Василий с иконой Воскресения), а в качестве "перебивки" успел зафиксировать маленькую колокольню и звонивших на ней иноков Трофима и Ферапонта. Мог ли кто предполагать, что отснятые в те минуты "Русским миром" кадры крестного хода в Оптиной вскоре облетят всю Россию и станут историческими?!

На пленку в ту ночь попадут все трое: иноки Трофим и Ферапонт, иеромонах Василий (Росляков). Через несколько часов они примут мученическую кончину от меча и кинжала сатаниста. И та же съемочная группа будет потом снимать их отпевание и похороны...

Из передачи "Русскiй мiръ" (апрель 1993 года):
"В те дни наша пресса откликнулась на то, что произошло в Оптиной, как на заурядную, не стоящую внимания новость. Два-три коротких сообщения по телевидению и несколько газетных заметок в разделе «криминальная хроника». Общество с каким-то холодным и тупым равнодушием встретило известие об этом событии. Никаких протестов интеллигенции, коллективных писем или просто возмущения. Ни одного официального соболезнования монастырю, Православной церкви и ее верующим от властей. Единственную телеграмму со словами скорби и сочувствия прислал монахам Патриарх Московский и всея Руси Алексий II".

На могиле убиенных монахов. Фото Александра Егорцева

Из передачи "Русскiй мiръ" Алексея Денисова и Бориса Костенко:
"В день похорон неожиданно пошел снег, он падал густыми мокрыми хлопьями, почти сплошной стеной. Казалось, что опять наступает зима. В храме прощались с убиенными… А когда гробы вынесли из храма, снегопад неожиданно прекратился, небо очистилось и выглянуло солнце.

Погребение совершалось по особому, пасхальному чину. Именно поэтому гробы были обиты в красный цвет. По-пасхальному радостно звонили колокола. И может быть, здесь, у сырых могил многие впервые почувствовали всю силу и красоту нашей веры. Той веры, из которой русские люди – даже в самые тяжкие времена – черпали непонятные для многих отвагу, мужество и крепость духа.

Иногда казалось, что хоронят не трех простых иноков, погибших от руки злодея, а трех воинов, убитых на поле брани. Так же как когда-то хоронили тех, кто принял свой последний бой на Куликовом, Полтавском или Бородинском поле.

Многие не могли скрыть своих слез, но монахи утешали присутствующих. Они говорили, что для православного человека нет более достойной смерти, чем принять мученический венец за Христа, что кровь трех братьев, пролитая в дни Пасхи, может быть, станет лучшей проповедью для тех, кто еще не прозрел".

У могилы иеромонаха Василия (Рослякова)

Апрельская трагедия в Оптиной пустыни сильно врезалась тогда в мою память. Иеромонах Василий (Росляков) был для нас "своим", университетским. Ровно через год, будучи студентом 3 курса МГУ, я отправился на могилу убитых монахов. В 1994-м в те дни еще шел Великий пост. И никто не ожидал, что в Оптиной пустыни вскоре произойдет новое убийство.

В лесу на дороге между монастырем и скитом длинной иглой будет заколот молодой паломник из Тольятти Юрий Ефимчук... Позже криминалисты обнаружат на сердце юноши 13 проколов. Помню, как многих поразил тогда цинизм следователей, которые первое время пытались доказать родителям Юры, что их сын погиб в результате "самоубийства".

Впоследствии мне приходилось проводить немало журналистских расследований на темы религиозного экстремизма, сект и законспирированных группировок сатанистов. И нередко мы сталкивались с поразительным упорством правоохранительных органов, не желающих признавать ритуальный характер преступлений: убийства священнослужителей, поджоги часовен и храмов - любыми правдами и неправдами в милиции пытались списать на "бытовуху", сотрудникам МВД так легче было оформлять отчетность.

В те "лихие" 90-е вокруг Оптиной пустыни действительно творилась какая-то чертовщина - видимо, святость возрождаемой обители никак не давала покоя всякой нечисти. И только упорный труд и молитвенный подвиг монахов и паломников, а также небесное заступничество преподобных старцев оптинских смогли побороть силы зла, восстававшие в те годы на монастырь.

Сегодня Свято-Введенская Оптина пустынь - крупнейший духовный центр России. Ежедневно сюда приезжают десятки автобусов и сотни паломников из разных городов и республик. Монастырь восстановлен и освящает своим присутствием весь Козельский район Калужской области.

Вслед за преподобным Амвросием к лику святых причислен и весь собор старцев оптинских:
иеросхимонах Лев (Наголкин);
иеросхимонах Макарий (Иванов);
схиархимандрит Моисей (Путилов);
схиигумен Антоний (Путилов);
иеросхимонах Иларион (Пономарев);
иеросхимонах Анатолий (Зерцалов);
схиархимандрит Исаакий (Антимонов);
иеросхимонах Иосиф (Литовкин);
схиархимандрит Варсонофий (Плиханков);
иеросхимонах Анатолий (Потапов);
иеросхимонах Нектарий Оптинский;
иеромонах Никон (Беляев) - исповедник, скончался в изгнании;
архимандрит Исаакий II (Бобраков) - расстрелян в 1938 г.

Над могилами троих монахов, убитых на Пасху 1993 года, сегодня стоит часовня Воскресения Христова. Память о новых мучениках Оптиной пустыни, пусть даже официально и не канонизированных, хранится в сердцах многих верующих. Каждый день у трех крестов и надгробий в маленькой часовенке можно увидеть приехавших поклониться иеромонаху Василию, инокам Ферапонту и Трофиму, пролившим свою кровь за Спасителя Христа в день Его Воскресения.

На лавочке возле Воскресенской часовни замечаем пышного кота, умиротворенно нежащегося в лучах апрельского солнца. К котам в Оптиной давно привыкли: их никто не прогоняет, четвероногая братия наша меньшая нередко сопровождает крестные ходы, в народе даже появилось доброе шутливое определение - "оптинские коты".

Оптинский кот. Фото Александра Егорцева

До вечерней службы времени еще много, и Ксения Тихомирова, президент фонда "Православные инициативы", предлагает съездить в село Губино, за Козельском. Есть там старый храм в честь Зачатия Иоанна Предтечи, наполовину разрушенный, но при этом сохранивший необъяснимую красоту и притягательность.

От Оптиной пустыни до Губино на машине минут двадцать: въехать в Козельск, в центре свернуть налево, через 200 метров направо, за городом через пару километров покажется указатель на Губино, свернуть с трассы направо и еще километра два по полю. Дорога до храма слегка разбитая, но вполне проходимая для машин любого класса.

Возле храма обнаруживаем рабочую технику, автокран, строительные леса и аккуратно сложенные свежие кирпичи.

По словам Ксении Тихомировой, когда-то на эту заброшенную церковь обратил внимание схиархимандрит Илий (Ноздрин). Духовник Оптиной видел, что Губино почти вымерло: от некогда большого села осталось всего несколько покосившихся изб, плодородные поля - несмотря на XXI век - превращались в безжизненную пустыню, люди окончательно покидали эти места. И тогда отец Илий благословил во что бы то ни стало восстановить Иоанно-Зачатьевскую церковь. Оживёт храм - вернется жизнь и в само Губино...

Храм Зачатия Иоанна Предтечи в Губино

Возвратить русского человека на землю, возродить деревню - давняя мечта отца Илия. И даже больше - важнейшая стратегическая задача государственного масштаба.

Пока чиновники всех рангов бодро рапортуют с высоких трибун о мифическом "росте экономики", успехах импортозамещения и "беспрецедентном" уровне продовольственной безопасности России (увы, всё это пока только слова-слова-слова), схиархимандрит Илий (Ноздрин) упорно побуждает своих духовных чад-горожан приобретать земельные участки, строить дома и постигать азы сельского хозяйства. Ближе к земле, к природе - ближе к Богу...

К благословению духовника Патриарха Кирилла в Оптиной пустыни отнеслись со всей ответственностью. Монахи, сотрудники монастыря и духовные чада схиархимандрита Илия принялись за восстановление разрушенной церкви в Губино.

В соцсетях были открыты специальные группы сельского храма, вскоре стали присоединяться помощники и единомышленники. К проекту реставрации Иоанно-Предтеченской церкви подключился и благотворительный фонд "Православные инициативы".

Храм Зачатия Иоанна Предтечи - один из старейших в крае каменных храмов - построен в начале XVIII века (примерно в 1706 - 1708 годах). В 1929 году его закрыли, помещение церкви долго использовалось как зернохранилище, но к концу XX века стены и крыша стали разваливаться.

Начавшиеся не так давно реставрационные работы (хотя правильнее было бы сказать "восстановительные" - уж очень разрушена была церковь) идут неспешно, но тщательно. Сейчас главное не скорость, а качество.

В помещении главного храма еще зияют пустые глазницы, местами заметны проломы в стенах, сквозь обезглавленную колокольню видно небо (можно снимать кинофильмы о войне). Но правый придел практически восстановлен, в нем уже можно совершать богослужения, и недалек тот день, когда в Губино состоится долгожданное освящение.

Чтобы почувствовать всю красоту этих мест, нужно забраться по строительным лесам на крышу храма. С высоты откроется замечательный вид на всё Губино: озеро, старые дома, овраги и поля.

А ведь жизнь и вправду, как предупреждал отец Илий, постепенно возвращается в эти края: за озером, на другой стороне оврага замечаем несколько строительных площадок. Справа от губинского храма, на вершине горы уже возведены какие-то двухэтажные корпуса, издали напоминающие усадьбу.

Решив посмотреть, что на другом берегу озера за оврагом, отправляюсь вдогонку за белым внедорожником.

Поле как поле: ночью прошли дожди, но коварное бездорожье сквозь лобовое стекло легковушки в глаза не бросается. Идея ранней весной прокатиться по русской целине оказалась не самой удачной.

"Тойота Ленд Крузер" дожидалась меня возле очередной стройки. В поле штабелями аккуратно складированы кирпичи, доски и выгружены горки песка. Это москвичи, взяв благословение отца Илия, решили вернуться "на землю" и стали строиться вблизи возрождаемого храма.

Жизнь налаживается! - радостно констатировал я и, желая повернуть в обратный путь, надавил на педаль газа. Впереди, перепрыгивая ухабы, резво пошла в гору знакомая "Тойота". Но моя машина, грозно порычав дырявым как сито глушителем, вместо того чтобы двинуться на подъем, только еще глубже зарылась передними колесами в весенне-полевую грязь. И тут я вспомнил многократно проверенную пословицу: "Чем круче чей-то джип - тем дальше толкать мой Рено Логан"...

Ветер разносил по полю жалобные стоны попавшей в капкан легковушки, и вскоре её заметили с ближайшей стройки. Белый внедорожник, тоже увидев пикантность моего положения, вернулся на помощь. Одновременно на выручку пришла целая бригада рабочих: улыбаясь, крепкие деревенские мужики в два счета вытолкали "Реношку" из оврага - дальше дорога была уже сносной.

"А хорошо все-таки, что жизнь вернулась в это село! - после благополучного исхода из грязевого плена на душе вновь было светло, на магнитоле звучали пасхальные песнопения. - А то ищи трактора в поле, можно и до ночи в овраге прокуковать...".

Обогнав гружённую картошкой подводу, которой управлял монах, к вечеру добрались до Оптиной. Над лесом разносился колокольный звон, созывая на всенощное бдение. Из окрестных домов выходили жители и гости-паломники. Торопливо семенили, обегая подмерзшие лужи, в сторону монастырских ворот.

Весна в Оптиной пустыни

Мягкие лучи закатного солнца играли на куполах Введенского храма, перед холмами в долине реки Жиздры поднимался сизый дымок - то горела прошлогодняя полевая трава. Несмотря на заморозки, природа и люди с нетерпением ожидали прихода весны. Все-таки Пасха, а значит тепло не за горами...

ПАМЯТИ ОПТИНСКИХ НОВОМУЧЕНИКОВ, УБИЕННЫХ НА ПАСХУ 18 АПРЕЛЯ 1993 ГОДА. СВЯТЫЕ НОВОМУЧЕНИКИ ОПТИНСКИЕ ВАСИЛИЙ, ТРОФИМ И ФЕРАПОНТ, МОЛИТЕ БОГА О НАС! ОТКРОЙТЕ ВСЮ ТЕМУ, ДОРОГИЕ МОИ! «Молитесь за монахов - они корень нашей жизни. И как бы ни рубили древо нашей жизни, оно даст еще зеленую поросль, пока жив его животворящий корень». Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)

Ранним Пасхальным утром, 18 апреля 1993 г., в Оптиной Пустыни мученическую кончину приняли трое насельников обители – иеромонах Василий, инок Трофим и инок Ферапонт. Иеромонах Василий – Игорь Росляков (1960 г.р.) приехал в Оптину 17 октября 1988 года. 23 августа 1990 г. был пострижен в монашество, а через 3 месяца рукоположен во иеромонаха. Инок Трофим – Леонид Татарников (1954 г.р.) приехал в Оптину в августе 1990 года и обрел здесь то, что долго искала его душа. Через полгода был принят в число братии, а 25 сентября 1991 г. пострижен в иночество. Инок Ферапонт – Владимир Пушкарев (1955 г.р.). В Оптину пришел пешком летом 1990 г. На Кириопасху (прим. автора: если Пасха совпадает с праздником Благовещения (7 апреля), то она называется Кириопасха - Господня Пасха) в 1991 г. был одет в подрясник, через полгода – на Покров Богородицы – пострижен в иночество. Прошло 19 лет с того времени, как были зверски убиты три оптинских насельника. Это были святые люди, монахи, усердно подвизавшиеся в посте и молитве. За что же их убили? За то, что они были верными чадами Господа нашего Иисуса Христа. Когда на допросе убийцу спросили о причине убийства, то он откровенно признался, что через смерть этих невинных братьев он желал причинить боль Богу. 18 апреля 1993 года, пасхальное утро «Братиков убили» Во время ранней Литургии в день Светлого Христова Воскресения 18 апреля 1993 г. в скитский храм даже не вбежал, а как бы вполз послушник Е., оглушив всех страшной вестью: «Братиков убили!» Вскоре вся православная Россия узнала: после ночной Пасхальной службы рука сатаниста 60-сантиметровым ножом с гравировкой «666» прервала жизнь трех Оптинских насельников: иеромонаха Василия (Рослякова), инока Трофима (Татарникова) и инока Ферапонта (Пушкарева). До убийства. К шести часам утра двор монастыря опустел. Все разошлись по кельям, а иные ушли на раннюю литургию в скит. Последним уходил в скит игумен Александр, обернувшись на стук каблуков, – из своей кельи по деревянной лестнице стремительно сбегал инок Трофим. Игумен Александр вспоминает: Очень радостный был инок Трофим. «Батюшка, - говорит, - благословите, иду звонить». Я благословил и спросил, глядя на пустую звонницу: - Да как же ты один будешь звонить? - Ничего, сейчас кто-нибудь подойдет. Как же меня тянуло пойти с ним на звонницу! Но звонить я не умел – что с меня толку? И надо было идти служить в скит». В поисках звонарей о. Трофим заглянул в храм, но там их не было. В храме убиралась паломница Елена, устав до уныния после бессонной ночи. А вот уныния ближних инок видеть не мог. «Лена, айда!..» – он не сказал «звонить», но изобразил это. И так ликующе-радостно вскинул руки к колоколам, что Лена, просияв, пошла за ним. Но кто-то окликнул ее из глубины храма, и она задержалась. С крыльца храма Трофим увидел инока Ферапонта. Оказывается, он первым пришел на звонницу и, не застав никого, решил сходить к себе в келью. «Ферапонт!» – окликнул его инок Трофим. И двое лучших звонарей Оптиной встали к колоколам, славя Воскресение Христово. Первым был убит инок Ферапонт. Он упал, пронзенный мечом насквозь, но как это было, никто не видел. В рабочей тетрадке инока, говорят, осталась последняя запись: «Молчание есть тайна будущего века». И как он жил на земле в безмолвии, так и ушел тихим Ангелом в будущий век. Следом за ним отлетела ко Господу душа инока Трофима, убитого также ударом в спину. Инок упал. Но уже убитый – раненый насмерть – он воистину «восстал из мертвых»: подтянулся на веревках к колоколам и ударил в набат, раскачивая колокола уже мертвым телом и тут же упав бездыханным. Он любил людей и уже в смерти восстал на защиту обители, поднимая по тревоге монастырь. У колоколов свой язык. Иеромонах Василий шел в это время исповедовать в скит, но, услышав зов набата, повернул к колоколам – навстречу убийце. В убийстве в расчет было принято все, кроме этой великой любви Трофима, давшей ему силы ударить в набат уже вопреки смерти. И с этой минуты появляются свидетели. Три женщины шли на хоздвор за молоком, а среди них паломница Людмила Степанова, ныне инокиня Домна. Но тогда она впервые попала в монастырь, а потому спросила: «Почему колокола звонят?» – «Христа славят», - ответили ей. Вдруг колокола замолкли. Они увидели издали, что инок Трофим упал, потом с молитвой подтянулся на веревках, ударил несколько раз набатно и снова упал. Господь дал перед Пасхой каждому свое чтение. И Людмила читала накануне, как благодатна кончина, когда умирают с молитвой на устах. Она расслышала последнюю молитву инока Трофима: «Боже наш, помилуй нас!», подумав по-книжному: «Какая хорошая смерть – с молитвой». Но эта мысль промелькнула бессознательно, ибо о смерти в тот миг не думал никто. Было мирное пасхальное утро. И мысль об убийстве была настолько чужда всем, что оказавшийся поблизости военврач бросился делать искусственное дыхание иноку Ферапонту, полагая, что плохо с сердцем. А из-под ряс распростертых звонарей уже показалась кровь, заливая звонницу. И тут страшно закричали женщины. Собственно, все это произошло мгновенно, и в смятении этих минут последние слова инока Трофима услышали по-разному: «Господи, помилуй нас!», – «Господи, помилуй! Помогите». Внимание всех в этот миг было приковано к залитой кровью звоннице. И кто-то лишь краем глаза заметил, как некий человек убегает от звонницы в сторону хоздвора, а навстречу о. Василию бежит «паломник» в черной шинели. Как был убит о. Василий, никто не видел, но убит он был тоже ударом в спину. Однажды в юности о. Василия спросили: что для него самое страшное? «Нож в спину», - ответил он. Нож в спину – это знак предательства, ибо только свой человек может подойти днем так по-дружески близко, чтобы предательски убить со спины. «Сын Человеческий предан будет», – сказано в Евангелии (Мк. 10, 33). И предавший Христа Иуда тоже был оборотнем, действуя под личиной любви: «И пришедше, тотчас подошел к Нему и говорит: «Равви, Равви!» И поцеловал его» (Мк. 14, 15). Оптинские светильники. Какими они были? Казалось, они ничем не отличались от других братии монастыря. Однако внутренняя жизнь тех, кто уходит из мира и посвящает себя только Единому Владыке и Господу нашему Иисусу Христу – тайна, неведомая даже близким. И потому не случайно именно их Господь избрал сподобиться мученического венца – «самого большого счастья в этой земной жизни» (свт. Иоанн Златоуст). Какими же они были? Молчаливый молитвенник инок Ферапонт. Всех любящий, безотказный, мастер на все руки инок Трофим, которого знавшие его называли ласково Трофимушка. Сосредоточенный, самоуглубленный иеромонах Василий. Разными путями пришли они к Богу, но у каждого был тот миг, когда душа вдруг познала Истину, о чем будущий инок Трофим, переполненный радостью откровения, однажды воскликнул: «НАШЕЛ!»

Брат Ферапонт – только в монастырь Молодой сибиряк Владимир Пушкарев, которому дано было стать потом иноком Ферапонтом, пришел в монастырь в июне 1990 года, причем пришел из Калуги пешком. Был в старину благочестивый обычай ходить на богомолье пешком, чтобы уже в тяготах и лишениях странствия понести покаянный труд. От Калуги до Оптиной 75 километров. И сибиряк пришел в монастырь уже к ночи, когда ворота обители были заперты. Странника приметили, увидев, как он положил перед Святыми вратами земной поклон и замер, распростершись молитвенно ниц. Когда утром отворили ворота, то увидели, что странник все так же стоит на коленях, припав к земле и склонившись ниц. Владимир был облачен и подрясник и стал иноком Ферапонтом в день памяти сорока Севастийских мучеников, в тот день отец Василий говорил на проповеди: «Кровь мучеников и поныне льется за наши грехи. Бесы не могут видеть крови мучеников, ибо она сияет ярче солнца и звезд, попаляя их. Сейчас мученики нам помогают, а на Страшном Суде будут нас обличать, ибо до скончания века действует закон крови: даждь кровь и приими Дух»...

Инока Ферапонта мало знали даже те, кто жил с ним в одной келье. Вот был одно время сокелейником о. Ферапонта звонарь Андрей Суслов, и все просили его: «Расскажи что-нибудь об о. Ферапонте». «А что рассказывать? - недоумевал Андрей. - Он же молился все время в своем углу за занавеской. Молился и молился – вот и весь рассказ». У инока Ферапонта была такая жажда молитвы, что ее не насыщали даже долгие монастырские службы. Одна монахиня рассказала, как она, когда была паломницей, увидела однажды стоящего на коленях, под мокрым снегом о. Ферапонта. Через полчаса, выглянув в окно, она застала ту же картину, отметив, что инок мерно перебирает четки. Невероятно, но и через два часа она вновь увидела его, павшего молитвенно ниц, уже припорошенного снегом. Всех нас любит Господь, но на любовь отвечают по-разному. И самое поразительное в истории сибиряка - его ответ на благодать: сразу после обращения начинается путь аскета-подвижника, отринувшего все попечение о земном. Отныне он жил только Богом и желал одного - быть с Ним. Кто ищет у Господа земных милостей, кто небесных благ, а инок Ферапонт всю свою краткую монашескую жизнь молил Спасителя о прощении грехов. «Больше вы на этой земле меня не увидите, пока не буду прощен Богом», – сказал он перед уходом в монастырь, и подвиг его жизни – это подвиг покаяния. В последние дни Великого поста, перед смертью, этот молчальник вообще не ложился спать. Молился ночами.

Тайну своей напряженной молитвенной жизни он унес с собой в вечность, но запомнили его слова: «Да, наши грехи можно только кровью смыть». Брат Трофим – человек горячий Мирское имя инока было Алексей Татарников. Но сквозь годы кажется, что он родился Трофимом и родился именно в Оптиной, став настолько же неотъемлемым от нее, как это небо над куполами, вековые сосны, храмы, река. Человек он был горячий. Зазора между словом и делом у него не было. Например, встречает Трофима некий брат и начинает рассуждать на тему, что вот надо бы сделать в келье полку для икон, но как и из чего эти полки делают, не знает. «Сейчас подумаю», - отвечает Трофим. И тут же приходит в келью брата с молотком и фанерой, сделав полку безотлагательно. Откладывать он не мог. И если уж из далекой Сибири Трофим ехал в Оптину с мыслью о монашестве, то эта монашеская жизнь должна была начинаться не в отдаленном будущем, а непременно сегодня, с утра. Из более поздних времен известен случай, когда инок Трофим ходил просить, чтобы его поскорее постригли в монахи. «А может, тебя сразу в схиму постричь?» - спросили его. - «Батюшка, я согласен!» В общем, «схимнику» тут же указали на дверь.

«Трофим был духовный Илья Муромец, и так по-богатырски щедро изливал на всех свою любовь, что каждый считал его своим лучшим другом. Я - тоже», – вспоминал об иноке Трофиме один трудник Владимир. «Он каждому был брат, помощник, родня», – отзывался о нем игумен Владимир. «Трофим был истинный монах – тайный, внутренний, а внешней набожности и фарисейства в нем и тени не ныло... Он любил Бога и всех людей!.. Плохих для него на земле не было», – говорил другой паломник. В монастыре наперед знали - стоит послать Трофима в город вспахать огород одинокой старушке, как все одинокие бабушки сбегутся к его трактору, и он будет пахать им до упора. «Трофим, - предупреждали его,- на трактор очередь». Сперва распашем огороды монастырским рабочим, а потом постараемся помочь остальным». И он честно ехал на послушание. Но тут на звук Трофимова трактора собиралась такая немощная старушечья рать, что сердце сжималось от боли при виде слезящихся от старости глаз. А старость взывала: «Трофим, сыночек, мой идол опять стащил всю мою пенсию. Дров нету! Силов нету! Жить, сыночек, моченьки нету!» Как же любили своего сынка эти бабушки, и как по-сыновьи любил он их! Бывало, пришлют ему из дома перевод, а он накупит своим бабулям в подарок платочки: беленькие, простые, с цветами по кайме. И цены этим платкам не было - вот есть в сундуке шерстяной платок от дочки, есть синтетический от зятя, а простые Трофимовы платочки берегли на смерть и надевали лишь в храм. Эти платки он освящал на мощах, и платочки называли «святыми». В Трофиме была неукротимость стремления к цели – только Оптина и только монашество. И Господь воздвиг на пути препятствие, укрупняя, возможно, цель: не просто войти, как входят многоие в Оптину, но быть достойным питомцем ее.

И никто при его жизни не знал, что инок Трофим был тайный аскет, но аскет радостный и являющий своей жизнью то торжество духа над плотью, когда, по словам св. прав. Иоанна Кронштадтского, «душа носит тело свое». Брат Василий – человек молчаливый Отец Василий, в миру Игорь Росляков, талантливый журналист (окончил журфак МГУ). Подающий надежды поэт. Известный спортсмен, мастер спорта, чемпион Европы, капитан сборной МГУ по ватерполо. И просто мальчик из неверующей семьи, где о Боге практически не вспоминали… Господь наделил его многими талантами. В монастыре о прошлом не спрашивают и не рассказывают. И об Игоре было известно лишь то, что человек он старательный, молчаливый и скромный до неприметности. Вспоминает Игумен Владимир: «На переборке картошки усядемся в кружок - разговоры, шутки. Молодые ведь были! А Игорь сядет в сторонке, поставит перед собой три ведра и молча работает».

«Один Бог да душа - вот монах», - записывает он в эти дни в дневнике слова святителя Феофана Затворника. Но эта мощная работа духа была сокрыта от всех. Внешнего же в жизни Игоря было так мало, что, перебирая теперь в памяти яркую устную летопись о первых насельниках Оптиной, с удивлением обнаруживаешь - имя Игоря Рослякова в ней отсутствует и не поминается даже в известной истории о мастерах спорта. Словом, в послушниках он был послушлив, в порученном деле - исполнителен, а на работу столь безотказен, что вспоминают, например, такое. Идет брат Игорь с послушания, отдежурив ночь на вахте, а навстречу отец эконом: «Игорь, кирпич привезли - разгружать некому. Пойдешь?» - «Благословите». Наконец, кирпич разгружен и можно идти отдыхать. Но тут бригадир паломников объявляет: «Отец наместник благословил всем, свободным от послушания, идти перебирать картошку». И Игорь спокойно идет на картошку, не находя нужным объяснить, что после ночного дежурства он, по оптинским правилам, вправе отдыхать. Вспоминает игумен Владимир: «Он мощно шел вперед, как крейсерский корабль, но всегда средним, царским путем». Сохранившиеся дневники, стихи выдают в нем человека удивительно способного к слову. Его последний дневник оборвался на записи: «Духом Святым мы познаем Бога. Это новый, неведомый нам орган, данный нам Господом для познания Его любви и Его благости... Это как если бы тебе дали крылья и сказали: а теперь можешь летать по вселенной. Дух Святый это крылья души». Неужели так можно писать, не познав? От юности о. Василий посвятил себя работе над словом и после встречи со Словом, рожденным Духом Святым, для него разом померкли все словеса земного мудрования. Отныне цель жизни была уже иной: «Я от всего отказался и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3, 8.). И на этом пути исподволь вызревал данный ему Господом дар. Он отверг душевное ради духовного. Но все же его тянуло писать, и на первых порах в дневнике изредка появлялись строки: Что, инок, взялся за стихи? Или тебе Псалтири мало? Или Евангельской строки Для слез горячих не достало? «Его жизнь была столь стремительным восхождением к Богу, – вспоминает иконописец П., – что в душе жил холодок: а вдруг сорвется на крутизне?». Узнав об убийстве о. Василия этот иконописец в потрясении воскликнул: «Отец, ты дошел. Ты победил, отец!». Пасха 15 апреля 1990 года. Отец Василий в центре

«Молитесь за монахов - они корень нашей жизни. И как бы ни рубили древо нашей жизни, оно даст еще зеленую поросль, пока жив его животворящий корень».

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)

Ранним Пасхальным утром, 18 апреля 1993 г., в Оптиной Пустыни мученическую кончину приняли трое насельников обители – иеромонах Василий, инок Трофим и инок Ферапонт.

Иеромонах Василий – Игорь Росляков (1960 г.р.) приехал в Оптину 17 октября 1988 года. 23 августа 1990 г. был пострижен в монашество, а через 3 месяца рукоположен во иеромонаха.

Инок Трофим – Леонид Татарников (1954 г.р.) приехал в Оптину в августе 1990 года и обрел здесь то, что долго искала его душа. Через полгода был принят в число братии, а 25 сентября 1991 г. пострижен в иночество.

Инок Ферапонт – Владимир Пушкарев (1955 г.р.) . В Оптину пришел пешком летом 1990 г. На Кириопасху (прим. автора: если Пасха совпадает с праздником Благовещения (7 апреля), то она называется Кириопасха - Господня Пасха) в 1991 г. был одет в подрясник, через полгода – на Покров Богородицы – пострижен в иночество.

Прошло 19 лет с того времени, как были зверски убиты три оптинских насельника. Это были святые люди, монахи, усердно подвизавшиеся в посте и молитве. За что же их убили? За то, что они были верными чадами Господа нашего Иисуса Христа. Когда на допросе убийцу спросили о причине убийства, то он откровенно признался, что через смерть этих невинных братьев он желал причинить боль Богу.

«Братиков убили»

Во время ранней Литургии в день Светлого Христова Воскресения 18 апреля 1993 г. в скитский храм даже не вбежал, а как бы вполз послушник Е., оглушив всех страшной вестью: «Братиков убили!» Вскоре вся православная Россия узнала: после ночной Пасхальной службы рука сатаниста 60-сантиметровым ножом с гравировкой «666» прервала жизнь трех Оптинских насельников: иеромонаха Василия (Рослякова), инока Трофима (Татарникова) и инока Ферапонта (Пушкарева).

До убийства. К шести часам утра двор монастыря опустел. Все разошлись по кельям, а иные ушли на раннюю литургию в скит. Последним уходил в скит игумен Александр, обернувшись на стук каблуков, – из своей кельи по деревянной лестнице стремительно сбегал инок Трофим.

Игумен Александр вспоминает:

Очень радостный был инок Трофим. «Батюшка, - говорит, - благословите, иду звонить». Я благословил и спросил, глядя на пустую звонницу:

Да как же ты один будешь звонить?

Ничего, сейчас кто-нибудь подойдет.

Как же меня тянуло пойти с ним на звонницу! Но звонить я не умел – что с меня толку? И надо было идти служить в скит».

В поисках звонарей о. Трофим заглянул в храм, но там их не было. В храме убиралась паломница Елена, устав до уныния после бессонной ночи. А вот уныния ближних инок видеть не мог. «Лена, айда!..» – он не сказал «звонить», но изобразил это. И так ликующе-радостно вскинул руки к колоколам, что Лена, просияв, пошла за ним. Но кто-то окликнул ее из глубины храма, и она задержалась.

С крыльца храма Трофим увидел инока Ферапонта. Оказывается, он первым пришел на звонницу и, не застав никого, решил сходить к себе в келью. «Ферапонт!» – окликнул его инок Трофим. И двое лучших звонарей Оптиной встали к колоколам, славя Воскресение Христово.

Первым был убит инок Ферапонт. Он упал, пронзенный мечом насквозь, но как это было, никто не видел. В рабочей тетрадке инока, говорят, осталась последняя запись: «Молчание есть тайна будущего века». И как он жил на земле в безмолвии, так и ушел тихим Ангелом в будущий век.

Следом за ним отлетела ко Господу душа инока Трофима, убитого также ударом в спину. Инок упал. Но уже убитый – раненый насмерть – он воистину «восстал из мертвых»: подтянулся на веревках к колоколам и ударил в набат, раскачивая колокола уже мертвым телом и тут же упав бездыханным. Он любил людей и уже в смерти восстал на защиту обители, поднимая по тревоге монастырь.

У колоколов свой язык. Иеромонах Василий шел в это время исповедовать в скит, но, услышав зов набата, повернул к колоколам – навстречу убийце.

В убийстве в расчет было принято все, кроме этой великой любви Трофима, давшей ему силы ударить в набат уже вопреки смерти. И с этой минуты появляются свидетели. Три женщины шли на хоздвор за молоком, а среди них паломница Людмила Степанова, ныне инокиня Домна. Но тогда она впервые попала в монастырь, а потому спросила: «Почему колокола звонят?» – «Христа славят», - ответили ей. Вдруг колокола замолкли. Они увидели издали, что инок Трофим упал, потом с молитвой подтянулся на веревках, ударил несколько раз набатно и снова упал.

Господь дал перед Пасхой каждому свое чтение. И Людмила читала накануне, как благодатна кончина, когда умирают с молитвой на устах. Она расслышала последнюю молитву инока Трофима: «Боже наш, помилуй нас!», подумав по-книжному: «Какая хорошая смерть – с молитвой». Но эта мысль промелькнула бессознательно, ибо о смерти в тот миг не думал никто.

Было мирное пасхальное утро. И мысль об убийстве была настолько чужда всем, что оказавшийся поблизости военврач бросился делать искусственное дыхание иноку Ферапонту, полагая, что плохо с сердцем. А из-под ряс распростертых звонарей уже показалась кровь, заливая звонницу. И тут страшно закричали женщины. Собственно, все это произошло мгновенно, и в смятении этих минут последние слова инока Трофима услышали по-разному: «Господи, помилуй нас!», – «Господи, помилуй! Помогите».

Внимание всех в этот миг было приковано к залитой кровью звоннице. И кто-то лишь краем глаза заметил, как некий человек убегает от звонницы в сторону хоздвора, а навстречу о. Василию бежит «паломник» в черной шинели. Как был убит о. Василий, никто не видел, но убит он был тоже ударом в спину.

Однажды в юности о. Василия спросили: что для него самое страшное? «Нож в спину», - ответил он. Нож в спину – это знак предательства, ибо только свой человек может подойти днем так по-дружески близко, чтобы предательски убить со спины. «Сын Человеческий предан будет», – сказано в Евангелии (Мк. 10, 33). И предавший Христа Иуда тоже был оборотнем, действуя под личиной любви: «И пришедше, тотчас подошел к Нему и говорит: «Равви, Равви!» И поцеловал его» (Мк. 14, 15).

Оптинские светильники. Какими они были?

Казалось, они ничем не отличались от других братии монастыря. Однако внутренняя жизнь тех, кто уходит из мира и посвящает себя только Единому Владыке и Господу нашему Иисусу Христу – тайна, неведомая даже близким. И потому не случайно именно их Господь избрал сподобиться мученического венца – «самого большого счастья в этой земной жизни» (свт. Иоанн Златоуст).

Какими же они были? Молчаливый молитвенник инок Ферапонт. Всех любящий, безотказный, мастер на все руки инок Трофим, которого знавшие его называли ласково Трофимушка. Сосредоточенный, самоуглубленный иеромонах Василий.

Разными путями пришли они к Богу, но у каждого был тот миг, когда душа вдруг познала Истину, о чем будущий инок Трофим, переполненный радостью откровения, однажды воскликнул: «НАШЕЛ!»

Молодой сибиряк Владимир Пушкарев, которому дано было стать потом иноком Ферапонтом, пришел в монастырь в июне 1990 года, причем пришел из Калуги пешком.

Был в старину благочестивый обычай ходить на богомолье пешком, чтобы уже в тяготах и лишениях странствия понести покаянный труд.

От Калуги до Оптиной 75 километров. И сибиряк пришел в монастырь уже к ночи, когда ворота обители были заперты. Странника приметили, увидев, как он положил перед Святыми вратами земной поклон и замер, распростершись молитвенно ниц. Когда утром отворили ворота, то увидели, что странник все так же стоит на коленях, припав к земле и склонившись ниц.

Владимир был облачен и подрясник и стал иноком Ферапонтом в день памяти сорока Севастийских мучеников, в тот день отец Василий говорил на проповеди: «Кровь мучеников и поныне льется за наши грехи. Бесы не могут видеть крови мучеников, ибо она сияет ярче солнца и звезд, попаляя их. Сейчас мученики нам помогают, а на Страшном Суде будут нас обличать, ибо до скончания века действует закон крови: даждь кровь и приими Дух»...

Инока Ферапонта мало знали даже те, кто жил с ним в одной келье. Вот был одно время сокелейником о. Ферапонта звонарь Андрей Суслов, и все просили его: «Расскажи что-нибудь об о. Ферапонте». «А что рассказывать? - недоумевал Андрей. - Он же молился все время в своем углу за занавеской. Молился и молился – вот и весь рассказ».

У инока Ферапонта была такая жажда молитвы, что ее не насыщали даже долгие монастырские службы. Одна монахиня рассказала, как она, когда была паломницей, увидела однажды стоящего на коленях, под мокрым снегом о. Ферапонта. Через полчаса, выглянув в окно, она застала ту же картину, отметив, что инок мерно перебирает четки. Невероятно, но и через два часа она вновь увидела его, павшего молитвенно ниц, уже припорошенного снегом.

Всех нас любит Господь, но на любовь отвечают по-разному. И самое поразительное в истории сибиряка - его ответ на благодать: сразу после обращения начинается путь аскета-подвижника, отринувшего все попечение о земном.

Отныне он жил только Богом и желал одного - быть с Ним. Кто ищет у Господа земных милостей, кто небесных благ, а инок Ферапонт всю свою краткую монашескую жизнь молил Спасителя о прощении грехов. «Больше вы на этой земле меня не увидите, пока не буду прощен Богом», – сказал он перед уходом в монастырь, и подвиг его жизни – это подвиг покаяния.

В последние дни Великого поста, перед смертью, этот молчальник вообще не ложился спать. Молился ночами.

Тайну своей напряженной молитвенной жизни он унес с собой в вечность, но запомнили его слова: «Да, наши грехи можно только кровью смыть».

Брат Трофим – человек горячий

Мирское имя инока было Алексей Татарников. Но сквозь годы кажется, что он родился Трофимом и родился именно в Оптиной, став настолько же неотъемлемым от нее, как это небо над куполами, вековые сосны, храмы, река.

Человек он был горячий. Зазора между словом и делом у него не было. Например, встречает Трофима некий брат и начинает рассуждать на тему, что вот надо бы сделать в келье полку для икон, но как и из чего эти полки делают, не знает. «Сейчас подумаю», - отвечает Трофим. И тут же приходит в келью брата с молотком и фанерой, сделав полку безотлагательно.

Откладывать он не мог. И если уж из далекой Сибири Трофим ехал в Оптину с мыслью о монашестве, то эта монашеская жизнь должна была начинаться не в отдаленном будущем, а непременно сегодня, с утра.

Из более поздних времен известен случай, когда инок Трофим ходил просить, чтобы его поскорее постригли в монахи. «А может, тебя сразу в схиму постричь?» - спросили его. - «Батюшка, я согласен!» В общем, «схимнику» тут же указали на дверь.

«Трофим был духовный Илья Муромец, и так по-богатырски щедро изливал на всех свою любовь, что каждый считал его своим лучшим другом. Я - тоже», – вспоминал об иноке Трофиме один трудник Владимир.

«Он каждому был брат, помощник, родня», – отзывался о нем игумен Владимир.

«Трофим был истинный монах – тайный, внутренний, а внешней набожности и фарисейства в нем и тени не ныло... Он любил Бога и всех людей!.. Плохих для него на земле не было», – говорил другой паломник.

В монастыре наперед знали - стоит послать Трофима в город вспахать огород одинокой старушке, как все одинокие бабушки сбегутся к его трактору, и он будет пахать им до упора. «Трофим, - предупреждали его,- на трактор очередь».

Сперва распашем огороды монастырским рабочим, а потом постараемся помочь остальным». И он честно ехал на послушание. Но тут на звук Трофимова трактора собиралась такая немощная старушечья рать, что сердце сжималось от боли при виде слезящихся от старости глаз. А старость взывала: «Трофим, сыночек, мой идол опять стащил всю мою пенсию. Дров нету! Силов нету! Жить, сыночек, моченьки нету!» Как же любили своего сынка эти бабушки, и как по-сыновьи любил он их!

Бывало, пришлют ему из дома перевод, а он накупит своим бабулям в подарок платочки: беленькие, простые, с цветами по кайме. И цены этим платкам не было - вот есть в сундуке шерстяной платок от дочки, есть синтетический от зятя, а простые Трофимовы платочки берегли на смерть и надевали лишь в храм. Эти платки он освящал на мощах, и платочки называли «святыми».

В Трофиме была неукротимость стремления к цели – только Оптина и только монашество. И Господь воздвиг на пути препятствие, укрупняя, возможно, цель: не просто войти, как входят многоие в Оптину, но быть достойным питомцем ее.

И никто при его жизни не знал, что инок Трофим был тайный аскет, но аскет радостный и являющий своей жизнью то торжество духа над плотью, когда, по словам св. прав. Иоанна Кронштадтского, «душа носит тело свое».

Брат Василий – человек молчаливый

Отец Василий, в миру Игорь Росляков, талантливый журналист (окончил журфак МГУ). Подающий надежды поэт. Известный спортсмен, мастер спорта, чемпион Европы, капитан сборной МГУ по ватерполо. И просто мальчик из неверующей семьи, где о Боге практически не вспоминали… Господь наделил его многими талантами.

В монастыре о прошлом не спрашивают и не рассказывают. И об Игоре было известно лишь то, что человек он старательный, молчаливый и скромный до неприметности.

Вспоминает Игумен Владимир: «На переборке картошки усядемся в кружок - разговоры, шутки. Молодые ведь были! А Игорь сядет в сторонке, поставит перед собой три ведра и молча работает».

«Один Бог да душа - вот монах», - записывает он в эти дни в дневнике слова святителя Феофана Затворника. Но эта мощная работа духа была сокрыта от всех. Внешнего же в жизни Игоря было так мало, что, перебирая теперь в памяти яркую устную летопись о первых насельниках Оптиной, с удивлением обнаруживаешь - имя Игоря Рослякова в ней отсутствует и не поминается даже в известной истории о мастерах спорта.

Словом, в послушниках он был послушлив, в порученном деле - исполнителен, а на работу столь безотказен, что вспоминают, например, такое. Идет брат Игорь с послушания, отдежурив ночь на вахте, а навстречу отец эконом: «Игорь, кирпич привезли - разгружать некому. Пойдешь?» - «Благословите».

Наконец, кирпич разгружен и можно идти отдыхать. Но тут бригадир паломников объявляет: «Отец наместник благословил всем, свободным от послушания, идти перебирать картошку». И Игорь спокойно идет на картошку, не находя нужным объяснить, что после ночного дежурства он, по оптинским правилам, вправе отдыхать.

Вспоминает игумен Владимир: «Он мощно шел вперед, как крейсерский корабль, но всегда средним, царским путем».

Сохранившиеся дневники, стихи выдают в нем человека удивительно способного к слову. Его последний дневник оборвался на записи: «Духом Святым мы познаем Бога. Это новый, неведомый нам орган, данный нам Господом для познания Его любви и Его благости... Это как если бы тебе дали крылья и сказали: а теперь можешь летать по вселенной. Дух Святый это крылья души». Неужели так можно писать, не познав?

От юности о. Василий посвятил себя работе над словом и после встречи со Словом, рожденным Духом Святым, для него разом померкли все словеса земного мудрования. Отныне цель жизни была уже иной: «Я от всего отказался и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3, 8.). И на этом пути исподволь вызревал данный ему Господом дар. Он отверг душевное ради духовного. Но все же его тянуло писать, и на первых порах в дневнике изредка появлялись строки:

Тишиной овеяны стоят.

Во гробах за Господа распяты,

Три монаха Оптинских лежат.

Иеромонах Василий, инок Трофим и инок Ферапонт – все трое были истинными монахами, тайными, без фарисейства. Молитвенниками, сугубыми постниками и аскетами, особенно последним в своей жизни Великим постом. И, по свидетельствам, все трое догадывались о своем скором уходе, будучи многими молитвенными трудами и восхождением по крутой духовной лестнице уже готовы к нему. Потому и избраны - нет, не убийцей, а Господом - на роль тричисленных (по образу Святой Троицы) новомучеников Оптинских, могучих, как уже выясняется, небесных ходатаев за обитель и всю Россию...

Уже 19 лет, каждый год - 18 апреля, в Оптину и Козельск, на дни памяти новомучеников Оптинских собраются представители всей России. Оптинский священник сказал:

Мы потеряли трех монахов, а получили трех Ангелов

Материал подготовлен по книге Нины Павловой «КРАСНАЯ ПАСХА»

Фотографии взяты с официального сайта Оптина Пустынь

18 апреля 1993 года в Оптиной пустыни Пасхальную ночь было совершено чудовищное злодеяние – убиты иеромонах Василий и иноки Трофим и Ферапонт. Далеко не все знают, что отец Василий, уже, будучи монахом, готовил к публикации творений святых отцов и русских философов в «Психологическом журнале» Академии Наук. В начале 1990-х любая публикация такого рода воспринималась как откровение, как глоток свежего воздуха. Так же как в XIX веке для русского образованного общества были откровением книги об умной молитве, которые выходили в Оптиной. О том, каким был иеромонах Василий (Росляков), каково с ним было работать вместе, и какая атмосфера была в Пустыни в начале 1990-х воспоминает Наталия ШАЛАШНИКОВА, в то время ответственный секретарь «Психологического журнала».

о. Василий у могил Старцев

18 апреля – печально памятная дата для Оптиной Пустыни. В 1993 году в Пасхальную ночь в монастыре были убиты иеромонах Василий и иноки Трофим и Ферапонт.

Об этом трагическом событии написано много статей в газетах и журналах, искренняя и трогательная книга «Пасха Красная» Н.А. Павловой и другие. Все они содержат жизнеописание убиенных Оптинских мучеников, а также рассказы родных и близких, друзей и знакомых о встречах, общих делах и совместной работе.

Именно о такой работе с иеромонахом Василием я и хочу рассказать. Раньше об этом я не говорила, т.к. не считала участие отца Василия в нашем общем деле чем-то особенным. Но, проходит время, и, как это часто бывает, происходит «переоценка ценностей». Память оживает,и, постепенно, мнение мое изменяется. А теперь надо вернуться в далекий 1990 год, и многое станет ясным. Сейчас то время называют «лихие 90-е». Но тогда, то, что происходило, то, что мы чувствовали, называли «дух возрождения», «глоток свободы», вольный ветер».

Да, можно сказать, что общество освободилось от стереотипов в сознании, навязанных ортодоксальным материализмом, вопрос о духовном начале в человеке приобретал свой смысл и актуальность.

В то время я работала ответственным секретарем редколлегии «Психологического журнала» Академии Наук. На заседаниях редколлегии обсуждались вопросы «заполнения духовного вакуума» и было принято мое предложение о введении новой рубрики для публикаций фрагментов из неизданных в нашей стране трудов православных философов и ученых, а также из рукописного наследия Оптинских старцев. Так возникла необходимость побывать в Оптиной Пустыни.

Главный редактор журнала, видный отечественный психолог, Андрей Владимирович Брушлинский четко понимал, насколько ценным может стать для духовного развития людей рассказ о христианском совершенстве. Он поддержал мою идею – пригласить для работы в этой рубрике оптинских монахов.

Мы подготовили письмо настоятелю монастыря Свято-Введенской Оптиной Пустыни архимандриту Евлогию (Смирнову). Письмо содержало просьбу о помощи нашему журналу в опубликовании материалов, имеющихся в монастырской библиотеке, способствующих возрождению духовности в обществе, а также просвещению в области истории и философии Русской Православной Церкви. С этим письмом я приехала в монастырь.

Итак, 1990-й год, начало осени. Погода прекрасная; дорога, природа, сосны до небес. Но самое главное-люди! Множество людей, в основном молодых, занятых работой самой разнообразной, и имеющих одну цель: возродить, восстановить Оптину, поддержать и укрепить веру в то, что жизнь наша изменится к лучшему. Обстановка всеобщего подъема, проявления внимания, взаимопомощи, доверия и радости от общения и осознания пользы своего дела – все это создавало ощущение истинной свободы, и «ветер перемен» кружил голову! И дело спорилось!

Сейчас, проходя по монастырским дорожкам, видя стройные здания храмов, золотые купола с сияющими крестами, трудно представить, что здесь было 20 лет назад. Храм, в котором шли службы – Введенский. Полуразрушены Казанский и Марии Египетской. Работа предстояла огромная! Ведь еще недавно на территории монастыря был «Сельхозтехникум». И я помню, какой была Оптина, т.к. в 1973 г. все показала нам автобусная экскурсия с завлекающим названием: «Калуга Циолковского, Оптина Пустынь Достоевского». Да… В скиту был литературный музей, а во Введенском соборе на токарных, фрезерных и еще каких-то станках работали ребята; в Казанском прямо через проем алтаря въезжал трактор. Ну, а в Трапезной был клуб с кино и танцами. Так все и было…

И вот теперь. 1990 год и все вокруг изменилось. Это результат активной, бескорыстной работы многих людей приехавших в Оптину по зову сердца.

Мне очень хотелось трудиться вместе со всеми, но я понимала, что мой вклад-это публикация в «Психологическом журнале» материалов, способствующих возрождению духовности в обществе. Для участия оптинских монахов в подготовке таких материалов необходимо было получить разрешение архимандрита Евлогия.

Святые врата, фото начала 1990-х гг.

Я очень волновалась, так как видела, как заняты Оптинские насельники.

Думала, что отец Евлогий не сможет мне помочь: просто у него много более важных дел.

Я исповедовалась, причастилась, помолилась преподобному Амвросию Оптинскому и пошла к архимандриту Евлогию. А все, что произошло дальше, я до сих пор вспоминаю как чудо!

Отец Евлогий очень радушно меня принял, нисколько не удивился просьбе о помощи в работе для журнала, а, наоборот – сказал, что понимает, как важны и своевременны будут такие публикации. Он пригласил меня придти завтра и обещал подыскать мне помощников.

На другой день отец Евлогий познакомил меня с помощниками – иеромонахом Ипатием (Хвостенко), иеродиаконом Василием (Росляковым) и послушником Евгением Лукьяновым – и объяснил, почему их выбрал для этой работы. Он отметил их знание основ святоотеческих учений и способность четкого изложения православных догматов. Особые слова были сказаны об отце Василии: выпускник факультета журналистики МГУ, еще до открытия Оптиной пустыни он имел желание работать в православном журнале.

Сам отец Василий сказал, что с радостью принял предложение сотрудничать в новой рубрике «Психологического журнала» и готов отдать свои знания на пользу такого благого начинания: донесения до научной аудитории основательно забытой свято-отеческой традиции. А я поняла, что задуманное дело у нас получится.

Иеромонах Василий (Росляков). Беседы с паломниками.

Архимандрит Евлогий отметил, насколько такая просветительская работа в академическом журнале важна и своевременна, и предложил в качестве первой публикации обсудить некоторые вопросы, затронутые в работе архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого, в то время еще не прославленного) «Дух, душа, тело». Далее отец наместник посоветовал нам отправиться в библиотеку, разрешил мне пользоваться книгами и благословил всех нас на труд, сказав, что будет ждать через два дня с отчетом. Мы пошли в библиотеку, обсуждая по дороге название новой рубрики. Отец Ипатий предложил: «Христианская антропология». Отец Василий не согласился: «Слишком научно». Мы с Евгением просили учесть «духовный опыт». Пока ничего не получалось.

Когда мы вошли в библиотеку и увидели пустые полки, а на полу – груды книг, отец Василий произнес: «Ну вот, сейчас мы будем искать «сокровища духовного опыта»- что и стало названием рубрики.

Теперь надо было найти книгу архиепископа Луки «Дух, душа, тело». Но, увы: то, что мы отыскали, книгой назвать было нельзя: в папке для бумаг пачка тонких листков с напечатанным на машинке текстом с пропусками и ошибками, кое-где даже без нумерации страниц.

Честно говоря, я подумала, что надо переключиться на что-то другое. Но отец Василий решил, что рано плакать. «Надо собраться, вздрогнуть и сосредоточиться!» – это его слова. Мы так и сделали и составили план работы с этой «книгой», выделив главу: «Мозг и дух. Дух в природе». Отец Василий предложил начать с краткого биографического очерка ученого-богослова архиепископа Луки и обещал быстро подготовить его. Мы опять воспрянули духом, но ненадолго — собрать текст книги было невозможно. Отец Василий предложил поискать среди рассыпанных на полу книг что-нибудь взамен, и идти к отцу-наместнику с новым вариантом. Он считал, что много полезного можно почерпнуть в малоизвестных наставлениях и поучениях из рукописного наследия Оптинских старцев и подвижников благочестия.

Отец Василий подвел итоги наших поисков, и мы решили, что готовы идти к отцу-наместнику с отчетом.

На следующий день мы опять собрались в библиотеке. И отец Василий, и послушник Евгений (тоже выпускник МГУ, физик) предложили рассмотреть как вариант, гоголевский текст «О тех душевных расположениях и недостатках наших, которые производят в нас смущение и мешают нам пребывать в спокойном состоянии», ранее полностью неопубликованный.

Архимандрит Евлогий внимательно нас выслушал, посмотрел с сожалением на папку с текстом «Дух, душа, тело» и согласился с мнением, высказанным о.Василием по поводу подготовки к публикации гоголевского текста.

Таким образом, был решен вопрос о первой публикации в «Психологическом журнале». Вот, что получилось: название рубрики: «Сокровища духовного опыта »; введение с обоснованием публикаций, которые мы написали с отцом Василием; текст Н.В. Гоголя, впервые публикуемый полностью; комментарии филолога В.А. Воропаева, психолога В.А. Елисеева; и, главное-участие Оптинского наследия — мнение отца Ипатия и послушника Евгения. (ПЖ, т.12, №3 1991 г.).

Так, с помощью иноков Оптиной пустыни и по благословению отца-наместника, мы работали вместе почти 3 года. Было издано 7 материалов.

В 1990 г. вместе с отцом Василием, отцом Ипатием и послушником Евгением был составлен перспективный план будущих публикаций. Цель наших стараний – дать возможность узнать христианскую антропологию полнее и глубже. Поэтому в план были включены фрагменты из не изданного в то время труда архиепископа Луки «Дух, душа, тело», из не переиздававшегося с 1908 г. сочинения святителя Феофана Затворника «Путь ко спасению», из трудов святителя Игнатия Брянчанинова «Аскетические опыты», свято-отеческого наследия Исаака Сирина, Григория Синаита, Нила Сорского, а также малоизвестных наставлений и поучений из рукописного наследия Оптинских старцев.

В Москве началась активная работа. Вместе с Евгением Лукьяновым мы старались следовать задуманному плану.

Когда отец Евлогий был рукоположен во епископа Владимирского и Суздальского, мы, по совету отца Василия, поехали к нему во Владимир, чтобы показать первые результаты начатого с его помощью труда. Бло это в 1991 году. Владыка улыбаясь принял нас, одобряя общую идею первой публикации «Ключ к душе человека» по гоголевскому тексту и дал доброе напутствие на дальнейшую работу.

А мы с отцом Василием продолжали сотрудничать. В ПЖ №6 т.12 за 1991 г. был опубликован материал «Три стороны жизни душевной» по учению святителя Феофана Затворника. Когда мы готовили комментарии к тексту, отец Василий подчеркнул, как важны для публикации в «Психологическом журнале» откровения святителя Феофана о желании создать раздел — религиозную психологию, т.к. программа этой психологии должна была отразить состав человеческого естества.

В 1992 г. мы снова в Оптиной Пустыни, присутствовали в скиту на водосвятном молебне. Потом вместе с отцом Василием и послушником Евгением обсуждаем возможные варианты для «Сокровищ духовного опыта». Тогда отец Василий предложил обратиться к трудам известных православных философов Н.А Бердяева, И.А. Ильина, И.М. Андреева. Как и прежде, совет его был очень разумным, и работа получилась интересной.

Водосвятный молебен в Скиту совершает игумен Илиан (Ноздрин, ныне схиархимандрит Илий). Справа иеродиакон Василий (Росляков)

Мы долго гуляли по монастырскому саду, любовались цветами-флоксами и хризантемами. Отец Василий, обычно сдержанный и немногословный, улыбнулся и сказал, что в окружении такой красоты, покоя и доброты, он чувствует себя способным приносить пользу и рад тому, что мы с послушником Евгением разделяем его взгляды. Мы поблагодарили его за участие в работе для журнала, рассказали, что готовим к публикации по его совету очерк « О психологической природе нравственного чувства» (по трудам профессора Н.М. Андреева). Отец Василий сказал, что всегда рад помочь нам и словом, и делом; но просил, как и раньше, не включать его в число авторов. Мы долго ходили по дорожкам сада, сидели на скамейке около звонницы. Отец Василий предложил вернуться к работе архиепископа Луки «Дух, душа, тело», т.к. вышла из печати наконец-то полная книга, и мы сможем выполнить то, что обещали Владыке Евлогию в самом начале работы в рубрике «Сокровища духовного опыта».

Но кто же мог знать, что это был наш последний разговор!

Крестный ход на Пасху 1993 года. Последние часы жизни о. Василия.

В «Психологическом журнале» №4 за 1993 г. вышел подготовленный вместе с отцом Василием материал по трудам Н.М. Андреева. Публикацию завершили слова владыки Евлогия, посвященные памяти иеромонаха Василия: «Чудовищное злодеяние в Пасхальную ночь 1993 г. оборвало жизнь одного из лучших духовников и проповедников Оптиной Пустыни. Утешением нашей скорби может служить надежда на то, что свет его жизни будет сиять вечно, согревая наши души добротой, верой и любовью.

Отпевание убиенных оптинских братий. 1993 год. Введенский собор Оптиной Пустыни.

Часовня на месте погребения убиенных оптинских братий

Внутренний вид часовни

Фото сайта optina.ru
Наталия ШАЛАШНИКОВА, журнал Нескучный сад

Фильм из цикла «СВЯТЫЕ». «Монахи, приговоренные к смерти» (2010)

Информация о фильме
Название : СВЯТЫЕ
Оригинальное название : Монахи, приговоренные к смерти
Год выхода : 2010
Жанр : Документальный цикл
Режиссер : Денис Красильников
Ведущий : Илья Михайлов-Соболевский
Эксперт : Аркадий Тарасов

О фильме : Документальный цикл-расследование «Святые» расскажет об удивительных судьбах людей, чья жизнь до сих пор окутана ореолом тайны. Ведущие программы — кандидат исторических наук Аркадий Тарасов и журналист Илья Михайлов-Соболевский находят удивительные факты биографии русских святых, общаются с родственниками и очевидцами чудес, которые они совершали и посещают святые места. В праздник Пасхи 1993-го года на территории Оптиной пустыни было совершено тройное убийство. На месте преступления оперативники нашли оружие — самодельный меч и кинжал с цифрами 666. Несмотря на прошедшие годы в этом деле остается много вопросов. Ведущий программы Илья Михайлов-Соболевский проводит собственное расследование этого загадочного преступления. Он пытается выяснить, кому было необходимо убивать звонаря и двух монахов? И почему погибших в народе прославляют как святых?

ПОГИБШИЕ ЗА ВЕРУ

Информация о фильме
Название: ПОГИБШИЕ ЗА ВЕРУ
Оригинальное название: Погибшие за веру. Оптинские новомученики
Год выхода : 2010
Жанр: Документальный
Страна: Россия
Режиссер: Дмитрий Мартынов
Производство: Телеканал «НТВ»

О фильме:
Фильм расказывает о священнослужителях убитых в России. За последние 20 лет убили 26 священников и два инока. Ни где в мире такой статистики нет. Убийство священнослужителей это не только преступление против закона, в большей мере это преступление против Бога. И когда Церковь канонизирует мучеников, простые люди теряют самых светлых и чистых людей.

Первое громкое преступлением против священнослужителей в новой России произошло 9 сентября 1990 года, когда на тропинке к железнодорожной станции «Семхоз» был убит протоирей Александр Мень. 18 апреля 1993 года в Оптиной пустыни сразу после пасхальной службы житель соседнего села, переодевшись паломником, проник в монастырь и нанес смертельные ножевые ранения трем монахам: инокам Ферапонту и Трофиму и иеромонаху Василию. А 19 ноября 2009 года в московском храме Апостола Фомы на улице Кантемировской неизвестный в маске расстрелял настоятеля Даниила Сысоева. В конце 80-х Даниил был одним из первых священнослужителей, приехавших в Оптину пустынь. Вместе с отцом Василием они начинали поднимать обитель и вместе приняли мученический венец - с разницей в шестнадцать лет…

Пасха 1993 года в Оптиной Пустыни началась, как обычно, с пасхальной полунощницы, за ней был крестный ход в Иоанно-Предтеченский скит. Служба закончилась в шестом часу утра, и братия пошла разговляться в трапезную. После трапезы иноки Трофим и Ферапонт вернулись на монастырскую звонницу - возвещать всем людям радость о Христе Воскресшем. Буквально через десять минут пасхальный звон оборвался. Выбежавшие насельники в предрассветных сумерках увидели на помосте звонницы двоих иноков. Оба лежали неподвижно. Третьим был иеромонах Василий, направлявшийся исповедовать богомольцев на скитской Литургии, которая началась в шесть утра…Кто-то из паломников видел подбегавшего к звонарям человека в шинели. На крыше сарая, стоящего у восточной стены монастыря, обнаружили следы, рядом с сараем валялась шинель. Когда её подняли, с внутренней стороны увидели небольшой кинжал. Лезвие было блестящим. Возникло ощущение какой-то нереальности: не мог же убийца успеть вытереть его до блеска, да и зачем ему могло это понадобиться? Но тут под стеной деревянного двухэтажного флигеля, что между сараем и скитской башней, нашли огромный окровавленный меч…

Просмотрено (6449) раз